Как гласит популярный афоризм, за каждым успешным мужчиной стоит великая женщина. Верно ли это? Спустя годы всемирно известный итальянский дом моды Gucci приоткрыл завесу тайны – благодаря Патрисии Гуччи, внебрачной дочери своего знаменитого отца. Используя личные письма, адресованные Альдо Гуччи своей молодой жене, Патрисия выпускает книгу «Во имя Gucci. Мемуары дочери», где открывает своего отца с новой стороны.

Издательство «Одри» совместно с FashionTime.ru публикует эксклюзивный отрывок из книги и знакомит читателей с тем, как у Патриссии зародилась идея выпустить о семейной жизни Альдо Гуччи целую книгу.

ГЛАВА 1

Патрисия Гуччи, дочь Альдо Гуччи. Фото - Woman.ru/

Годы, прожитые после смерти моего отца, нелегко дались нам с матерью. Наши отношения всегда были непростыми, но каждую из нас снедали собственные проблемы, а его отсутствие лишь усугубило их. Лишившись мужчины, ставшего для нее отцом, другом, мужем и сыном в одном лице, моя мать погрузилась в скорбь и чувство страха.

Без той силы, которая прежде двигала нас вперед, она плыла, подобно кораблю без руля и без ветрил. Всякий раз, когда мне хотелось утешить ее, она меня отталкивала, а потом у меня просто не оставалось времени, чтобы предпринимать новые попытки. Мой брак трещал по швам, а на руках был новорожденный ребенок, и именно мне пришлось иметь дело с юристами по поводу отцовской недвижимости. Скорбеть было некогда. Глядя на свою мать, я ощущала полное бессилие от собственной неспособности поддержать ее, когда она была не в состоянии примириться с потерей, совершенно выбившей ее из привычной колеи.

Альдо Гуччи, Бруна Поломбо и их дочь Патрисия. Фото - Woman.ru/

В итоге эта потерянность разорвала все нити общения в то время, когда я больше всего нуждалась в ней. Следующие несколько лет мы почти не поддерживали отношений. Когда мне перевалило за сорок, за моими плечами были два неудачных брака и психологическое бремя ответственности перед моими тремя дочерями. По причинам, остающимся для меня загадкой, я привлекала не самых подходящих мужчин — и в результате безмерно страдала. Настоящее чувство — такая любовь, какая была у моих родителей на протяжении их долгих и непростых отношений, — от меня ускользало.

К счастью, у меня были замечательные друзья, но их поддержка могла облегчить мою жизнь лишь в ограниченных пределах. Мне помогали молитва и медитация, а также осознание того, что отчасти мои жизненные неудачи объясняются оторванностью от корней. Я никогда не виделась со своими бабушками и дедушками и была едва знакома с братьями. Даже отца я по-настоящему узнала только в последний период его жизни, а мать по сей день осталась для меня тайной за семью печатями.

Чем больше я стремилась понять собственную душу, тем отчетливее начинала понимать, что мои неверные решения, похоже, проистекали из разрушенного детства и искаженных семейных отношений. Чтобы жить дальше, мне необходимо было вернуться назад, к своим корням, и примириться со своим прошлым.

В конце концов мне пришло в голову, что, возможно, будет полезно написать об отце книгу. Я хотела воссоздать хронику нашей совместной жизни именно так, как мы ее ощущали, — как летопись моей семьи. И надеялась оставить своим детям уникальную и честную память о нас, не имеющую никакого отношения к сенсации, которую из нее делают. Самое главное, я верила: отец по праву заслужил свое место в истории — не только за его вклад в становление компании Гуччи, но и как первопроходец, распространивший культовый лейбл «Cделано в Италии» по всему миру.

Альдо Гуччи. Фото - Woman.ru/

Чего я совсем не ожидала, так это того, что мои изыскания снова сведут меня с матерью. После многих лет отчуждения я, наконец, приблизилась к пониманию уникальности тех уз, которые связывали ее с отцом, чтобы вознаградить ее по заслугам.

Мое прозрение началось в 2009 году, когда я навестила ее в Риме. После полугодового траура, нарушаемого моими телефонными звонками дважды в неделю, я приехала к ней поговорить. В надежде извлечь урок из ее долгого пути самопознания, я рассказала о своих переживаниях за время нашей разлуки, а также о моих поездках и духовной практике. Она поняла, что я все еще пытаюсь обрести себя.

— Я встречалась со многими интересными людьми. Среди них были те, кто помог мне осознать, как много пробелов в моих детских воспоминаниях, — сказала я матери, мягко подводя ее к теме. — На самом деле, это одна большая черная дыра. Признаю, что сама никогда тебя не расспрашивала, но я так мало знаю о тебе и папе и о вашей жизни, когда вы были молоды, и мне захотелось узнать больше.

Всем своим видом мать недвусмысленно показывала мне, что она предпочла бы не говорить о таких вещах. Всякий раз, когда я делала подобные попытки в прошлом, она отталкивала меня, заявляя, что не помнит или — более красноречиво — не хочет вспоминать. Ее привычка держать все в себе, ничего не комментировать, а меня оставлять в неведении стала нормой ее жизни, поэтому я опасалась, что и на этот раз все повторится.

И действительно, бросив на меня взгляд искоса, она пожала плечами и спросила:

— Какой в этом прок теперь, после стольких лет?

— Ну, я думала, что, возможно, откровенность и тебе пойдет на пользу, — ответила я. — Ведь тебе всегда казалось, что тебя не понимают.

Мать с минуту молча глядела на меня. А затем она резко поднялась и ушла в спальню. «Должно быть, я зашла слишком далеко и разговор не получится», — мелькнуло в моей голове. Но, возможно, что-то из сказанного мной в тот день тронуло ее, потому что она вернулась, держа в руках кожаную сумку с фирменным знаком Гуччи. Протянув ее мне, она сказала:

— Твой отец написал мне много писем. Я их сохранила. Вот, возьми их. Вплоть до этого момента я даже не представляла, что когда-то папа писал моей матери письма. Он жил собственными реалиями, напоминавшими бешеный галоп, и у меня в голове не укладывалось, как и когда он находил время, чтобы писать ей так много lettere d’amore [любовных писем. — Пер.].

Фото - Woman.ru/

Мне хватило ума придержать язык. Я расстегнула «молнию» на сумке и вытащила пачку писем. Одна их часть была написана на голубой бумаге авиапочты, другая — на гостиничных фирменных бланках, третья — напечатана или написана от руки характерным отцовским почерком; все они были на итальянском. Драгоценный архив времен их ухаживания между 1958 и 1961 годом также включал телеграммы из-за границы. Почему она хранила все эти материалы на протяжении более полувека?

Пока я торопливо перебирала письма, мой взгляд зацепил фразу: «Сокровище мое, любовь моя, не покидай меня! Не разрушай лучшую часть моей жизни... не отталкивай меня; это чувство — не просто безрассудная страсть, но огромная и безграничная любовь».

Я с трудом верила собственным глазам.